Сокровища Валькирии. Звёздные раны - Страница 9

К оглавлению

Парень секунду поцелился в крону кедра и дал короткую очередь — на землю полетела лишь хвоя…

— Вот это охрана! — заключил Олег и взял автомат из рук солдата. — Смотри, как это делается!

Он вскинул автомат, однако поставил его на предохранитель и закинул за плечо.

— Двигай на объект! Такие стрелки мне не нужны!

— Отдайте автомат? — заканючил тот. — Нельзя же… Не имею права передавать оружие… Верните, пожалуйста!

— Поздно пить боржоми, парень. — Зимогор пошёл в глубь леса.

— Но мне же влетит! За автомат!

— Скажи, медведь отобрал!

— Ну, пожалуйста, товарищ Зимогор! Отдайте!..

— Иди и скажи командиру: я в охране не нуждаюсь! — Олег развернул его, как мешок, и толкнул в спину. — Увижу ещё, крадёшься сзади, — плохо будет.

Ему не хотелось нарушать внутреннего равновесия и потому он даже не злился на идиотские приказы начальника охраны, однако солдатик не послушался, встал поодаль, наблюдая за бурундуками, шелушащими орехи. Зимогор молча отломил увесистый сук и пошёл на охранника; тот побежал и всё-таки получил раз вдоль спины — оглянулся обидчиво, словно поджал хвост, и виновато скрылся в кедраче. Олег тем временем побежал в другую сторону, к лугу, желая оторваться подальше от назойливого стража и остаться одному.

Это удалось лишь через полчаса, по крайней мере, больше не казалось, что за спиной кто-то есть. И вновь вернувшись к воспоминаниям весны, он неожиданно подумал, что солдатик ползал за ним вовсе не из соображений безопасности приезжего начальника — скорее всего, получил приказ присматривать за ним, чтобы не увидел чего лишнего или не залез, куда не просят.

И никак уже не мог отвязаться от этой мысли. Даже когда стал подходить к опушке кедровника, за которым начинался тот памятный луг…

Но вместо него в просветах между стволами деревьев зазеленела высокая молодая поросль — будто лес вымахал за лето! Зимогор вышел на опушку, непроизвольно прислонился к кедру и какое-то время стоял не шевелясь.

Тогда Лаксана первый раз позвала его из смурнеющего вечернего пространства: огромный луг впереди был в островах леса, будто в родимых пятнах…

Сейчас же он не узнал места, которое так часто вспоминал, оно отпечаталось в памяти, как фотография. Нет, очертания луга были те же — вдали розовели заснеженные гольцы, и солнце светило так же, разве что тогда был закат. Но откуда-то впереди взялся молодой лес — роща, напоминающая бамбуковую! И пропали курганы, поросшие огромными старыми соснами…

Обыкновенная луговая трава не могла быть такой высокой…

Он забрёл в глубь травы и примерился, как это обычно делают, чтобы на фотографии показать размеры предмета — кладут рядом горный компас, геологический молоток, трёхкопеечную монетку…

Два человеческих роста.

С подступающим, сосущим страхом он медленно осознал, что теряет ощущение формы. Да, бывало, что перестаёшь чувствовать время, бывало, что сонный плутал по квартире, не в силах отыскать дверь, случалось потом в ночной степи, что утрачивалось ощущение места. Но никогда он не терял чувства соразмерности вещей и предметов.

Но если для возвращения времени и места достаточно взглянуть на часы или компас, то сейчас он вдруг понял, что на свете не существует прибора, определяющего соразмерность пространства.

Он сел, скользя спиной по шершавому стволу дерева, рассмотрел свои руки, потом отнятый у солдата автомат, потянулся и потрогал гигантский корень, косо уходящий в землю, подобрал шишку, величиной в три своих кулака…

Он никогда ничего подобного не испытывал — сочетание несочетаемых чувств: недоумение, потрясение и возмущение одновременно! А в прошлый раз, весной, когда Зимогор пришёл сюда, всё было определённо и ясно, хотя тоже было потрясение, однако же радостно-печальное, щемящее и жизнетворное…

Олег сидел подавленный, а вернее сказать, раздавленный неестественностью, несоразмерностью мира, знакомого места, ставшего уродливо огромным и фантастичным. И тут внезапно, как будильник, над головой оглушающе заорала кедровка, выказывая чьё-то присутствие, и, только обнаружив неподалёку от себя за высоким быльником высокую сутулую фигуру, Зимогор будто очнулся от наваждения. Однако тут же был охвачен иным чувством, более сильным и острым.

В траве стоял не человек.

Медведь на задних лапах, горилла, орангутанг — сразу не рассмотреть сквозь плотный частокол растений — мохнатое прямоходящее человекообразное существо… Оно наблюдало за Зимогором и не подавало признаков агрессии, но через несколько секунд, как только Олег пришёл в себя и, чуть пошевелившись, потянул автомат из-за плеча, чудовище сделало предупреждающий скачок вперёд и издало звук, будто зевнуло.

Пасть была точно человеческая, разве что крупнее жёлтые зубы…

— Не стреляй! — вдруг кто-то закричал за спиной. — Не стреляй!

Оглянуться не было сил. Тем временем существо прыгнуло назад в траву и исчезло.

И всё мгновенно вернулось к привычным формам и размерам. Всё, кроме травы, вымахавшей до трёх-четырёх метров, застаревшей, жёсткой, словно кустарник, и едва проходимой.

Олег наконец-то обернулся, полагая, что это солдатик всё ещё таскается за ним следом, но увидел космического мусорщика, знакомого с той же весны.

Этот рыжий веснушчатый парень занимался сбором отработанных ступеней, которые валились на Манораю после каждого запуска в Байконуре.

Он стоял как статуя, на широко расставленных ногах, карабин был на плече, но рука на шейке приклада. Зимогор не спеша повернул ствол автомата в его сторону, постарался незаметно сдвинуть предохранитель, однако тугая защёлка не поддалась.