Сокровища Валькирии. Звёздные раны - Страница 102


К оглавлению

102

Ему чудились измена и предательство. У него была потребность унижать, чтобы возвыситься самому. Для этого перед царями добровольно гнули спины…

— Не смейте орать на меня! — взорвался Зимогор. — Не надо орать на меня в моём доме!

Аквилонов медленно встал и будто чёрная туча уплыл за дверь, как за горизонт.

* * *

Сколько же силы, мужества и мудрости потребовалось ему, чтобы спустя полгода позвать к себе «отступника и изменника», по сути, признать его правоту и послать в Горный Алтай на разбор обстоятельств аварии. Не повезло только дубовой линейке, разбитой в щепки о стол…

— Сволочи! Всем головы поотрываю! Начальника партии — под суд! Старшего мастера — под суд!

Он почти торжествовал победу, почти покорил Манорайскую котловину. Ежедневно требовал информацию с Горного Алтая или сам связывался по радио и сам выслушивал доклад начальника партии…

Оставалось добурить четырнадцать метров — неделя работы! Тут бревно бы под руки попало — изломал…

Потом взял себя в руки, видимо, вспомнив, что перед ним тот человек, который советовал не соваться на Алтай. И попросил чуть обиженно:

— Сделай доброе дело, узнай, в чём дело там… Ты же в курсе… Только успей до приезда Ангела. Иначе после него уже ничего не сделать…

После беседы с бурильщиком Гнутым Зимогора охватило чувство, будто кто-то незримый всё время смотрит ему в спину, и это вызывало желание оглянуться. Он не страдал радиофобией, прекрасно разбираясь, при каких условиях и когда радиация опасна для жизни, даже если её фон не очень высок, однако помимо воли ему начинало чудиться, что этот незримый взгляд и есть проявление некой активности среды, будь она радиационной или энергетической, как говорил Аквилонов. И теперь он машинально искал подтверждений своему чувству: вдруг заметил, что трава на альпийском лугу необычно ярко-зелёная, а та, что уже прихвачена желтизной, — ядовито-жёлтая, как гриб-поганка. Да и лишайники на камнях странного цвета — от изумрудного до густо-бордового, словно стёклышки из калейдоскопа.

И очистившееся от туч небо сквозь сеть казалось со странным фиолетовым оттенком…

Он побродил под навесом, спрашивая начальника партии, затем сходил в его избушку к останцу, покрутился по участку ещё четверть часа, прежде чем солдатик из охраны не подсказал, что Ячменный ушёл под гору к речке и назад не поднимался.

По краям участка маскировка была уложена на землю и прибита колышками, где-то сеть поднималась и существовали проходы, однако искать их не хотелось, и Зимогор пошёл напрямую, прорезал собственный лаз и оказался наконец под чистым небом. Кедровник в котловине напоминал тёмно-зелёное пенное озеро, взволнованное штормом и застывшее. Его манило в глубину, в пучину, однако он шёл и мысленно сопротивлялся всему, что не укладывалось в сознании, что выбивалось из логики и реальности. Он готов был сейчас приковать себя к дереву, как Ячменный приковывался, чтобы не уйти с хороводом, а ноги тащили дальше и дальше.

Ступени ракет действительно ни разу не упали сюда за все полгода. И не случись этой аварии, подброшенного спирта и, главное, подменённого керна, можно было бы считать Мамонта хорошим разведчиком и всё-таки прохиндеем. Каким уж образом — неизвестно, однако узнал, что в Манорайской котловине намереваются строить президентскую резиденцию и, естественно, в связи с этим выносят Байконуру вердикт— чтобы ни одной трубы не упало! Воспользовавшись этой информацией, изобразил себя перед Зимогором всесильным и ясновидящим. Кажется, подобным способом действовал кот в сапогах, дабы поразить воображение короля своим богатством.

Но странная по характеру авария и предшествующие ей события всё ставили с ног на голову.

И если бы не этот праздник Радения, на который его приглашала Лаксана!

Зимогор спустился вдоль замаскированного трубопровода к речке, взбухшей после дождей, перескочил её по камням и вошёл в лес. Возле кедра стояло с десяток удочек, а в пакете на суку ещё шевелились живые хариусы. Он покричал Ячменного, прошёл взад-вперёд и внезапно увидел под ногами ползущего малахитового жука. Сначала не поверил глазам, подумал, зелёный камешек катится, случайно стронутый с места: потрясали размеры — больше спичечного коробка…

Взгляд незримого существа стал более явственным и проницательным. Не зная почему, он вдруг поступил по-детски, когда необъяснимый страх толкает к примитивному убийству: схватил камень и с омерзением разбил жука в лепёшку. И лишь тогда пожалел, отметив бессмысленность действия…

Начальник партии бродил в зарослях кипрея и собирал какие-то ягоды в пластиковый пакет. Вероятно, для него, который наблюдал рост этой травы с самой весны, не было никаких проблем с пространством, и к необычным величинам он давно привык, поскольку спокойно рвал костянику, больше напоминающую виноград, и сыпал в сумку.

— Ты кого кричишь? — спросил он, не отрываясь от занятия.

Зимогор стряхнул остатки неприятных ощущений, как стряхивают сон, и подошёл к Ячменному.

— Тебя, — соврал он. — Кого же ещё?

— Здесь такое эхо — не поймёшь…

— Ты что здесь делаешь?

— Как что? Ягоду собираю, на варенье, — объяснил тот, словно они были дачниками, и болезненно поморщился, трогая голову. — Получается как морошковое по вкусу.

— У тебя со здоровьем всё в порядке? — озираясь, спросил Олег. — Отклонений не замечал?

Ячменный оказался в неожиданно добром расположении духа, словно собирание ягод, древнее это занятие, настолько отвлекло, что он забыл обо всём и не услышал тревожных вопросов.

102