Сокровища Валькирии. Звёздные раны - Страница 73

Но пока что вокруг царила радость. Люди бросались друг к другу в объятия, слышался смех, восклицания, проливались слёзы счастья — всё напоминало перрон вокзала, как если бы переполненный прибывший поезд пришли встречать все родные и близкие пассажиров, и в единый миг схлестнулись две волны людей, переполненных чувствами. Кто-то узнавал Мамонта, и ему кричали:

— Здравствуй, Странник!

— Рад тебя видеть. Мамонт! Ты помнишь меня?

— Страннику — УРА!

Но всё это проносилось мимо, поскольку взгляд не мог зацепиться ни за одно лицо. Он бродил среди всеобщего ликования до тех пор, пока вокруг него не начал образовываться хоровод, и вышло так, что он остался один в круге.

Мамонт никогда не видел сразу столько счастливых людей, и это счастье, как особый вид энергии, утекало через сцепленные руки, бежало по огромному кругу и возвращалось многократно усиленное. Казалось, действительно, включи сейчас в эту цепочку мёртвого, он мгновенно оживёт, ибо не устоять смерти против жизнетворной и мощной волны открытой, беззаботной радости. И захлёстнутый ею человек переставал ощущать себя как личность; казалось, душа, разум, плоть и воля — всё растворилось в этом хороводе, разделилось на всех поровну и сотни «я» стали неким единым и огромным «Я», таким огромным, что приблизилось небо и синий космос можно стало достать рукой.

И было всё равно, куда, зачем и по какому таинственному пути бежит этот хоровод, разомкнувшись и вытянувшись в цепочку, ведомую мальчиком — Водящим. Каждый ощущал единственное желание: чтобы это движение не прекращалось, чтобы не разжимались руки. В какой-то момент они утратил чувство земли под собой, и казалось, ноги просто двигаются по воздуху, едва касаясь травы или воды, если внизу оказывалась река, и было одинаково легко бежать в гору или с горы.

Когда хоровод, словно птичий косяк, потянул в глубь Манораи, Мамонт поднялся на курган и сел на камень под старыми соснами.

— Такова участь всех Вещих Гоев, — услышал он. — Соль Знаний слишком горька, чтоб ощущать земные радости.

Перед ним стояла обнажённая до пояса молодая женщина с летящими волосами, словно только что отделившаяся от праздничного хоровода. Отличие от радеющей было лишь в том, что на груди её висел нож в чехле, осыпанном сверкающими камнями: являться на праздник с оружием запрещалось…

Это была ведунья, хранительница огня — Очага Святогора, Вечная Дева. Когда-то их называли Рожаницами…

Он потянулся взглядом туда, где ещё мелькали счастливые лица людей, улетающих, будто осенние журавли.

— Я искал Валькирию…

— Она придёт, — заверила Дева. — И у тебя ещё будет праздник. А на этом пусть радеют гои. Пусть испытают Радость Мира. Вещему Гою не пристало ликовать во время фазы Паришу. Вернись на землю, Варга. Ты ещё не исполнил своего урока.

— Да, помню! — он встал и будто в самом деле только что вернулся на землю, ощутив её твердь. — Передай Атенону, я исполню урок. Но путь Варги — не мой путь.

— Скажи ему сам. Я всего лишь поддерживаю огонь в его Очаге.

— Проведи меня к Святогору!

— Придёт час, и Валькирия сама введёт в Чертоги. А сейчас ступай, тебя ищет Дара…

Мамонт взглянул туда, где скрылся хоровод, и побрёл по его следу.

Дара встретила его на альпийском лугу недалеко от маскировочных сетей.

— Сейчас на буровой никого нет, — сообщила она. — Все встали в хоровод, в том числе и охрана. Остался один самый стойкий, но с ним-то я справлюсь… Пора! Другого случая не будет!

Она всегда умела приводить его в чувство…

Мамонт не удивлялся тому, что секретный объект был брошен, как корабль в Бермудском треугольнике: людей смыло незримой волной и всё осталось открытым, вплоть до сейфа, на земле валялось оружие, солдатское обмундирование, а на кухне доваривались щи в котле и прела каша.

Начальник партии остался на участке лишь потому, что сам себя приковал наручниками к железному колесу вагона, и теперь рвался, как подранок за улетевшим птичьим клином…

9

Пользуясь своей прежней популярностью, Сергей Опарин довольно быстро и без особых хлопот учредил благотворительный фонд «Беловодье» и на первые пожертвования, сделанные опять же по старой памяти «Мемориалом» и фондом помощи бывшим политзаключённым, арендовал помещение и набрал небольшой штат. Подобные организации росли как грибы, и на опаринскую вначале никто не обратил внимания, посчитав, что отлучённый от газет и телевидения журналист пытается создать своё дело и отыскал для этого подходящую нишу — облагодетельствовать всех несчастных. А поскольку эта категория населения была самой огромной, то помочь ей обрести счастье было невозможно в принципе. Однако же отмывать грязные деньги — лучше формы не придумать (чем, собственно, и занимались многочисленные фонды), и Сергея некоторое время никто не трогал. К тому же он с самого начала создал некий закрытый отдел фонда, который бы занимался исследованиями самого Беловодья и возможностями переселения туда в первую очередь своих любимых несчастных фронтовиков и тружеников тыла. Об истинных замыслах какое-то время знали только работники фонда, а официальная версия была более чем благородна — создание домов престарелых по принципу, заимствованному у канадских духоборов: они собирали своих стариков в одно место, обеспечивали их быт и развлечения, таким образом избавляя от тоски и одиночества. Затея эта многим нравилась, особенно быстро разбогатевшим людям, которые круглыми сутками занимались делом, бросая своих родителей на произвол судьбы, а потом выслушивая их ворчание. Своим проектом ему удалось заинтересовать Госдуму, некоторых клерков из Министерства социального обеспечения и банкиров, на счёт потекли хоть и маленькие, но деньги, машина закрутилась и появилось время заняться конкретно Беловодьем.