Начальник экспедиции вылез из-за гигантского, с зелёным сукном, стола, подражая Сталину, пососал пустую трубку (давно не курил) и вздохнул:
— Добро, скажу… Только если где, во сне или наяву… лично язык отрежу. Я знаю, ты себе там нафантазировал, а всё просто, как две копейки. Окружение президента настойчиво советует построить в Манорайской котловине специальную курортно-лечебную профилактическую резиденцию. Думал, Генштаб расщедрился и отпустил астрономическую сумму?.. Ты же был там, видел: микроклимат, древний кедровник, великолепный воздух и какая-то там особенная энергетика. То ли омолаживает организм, то ли продляет жизнь… Они же все сразу хотят жить вечно. Вернее, не они — их окружение этого желает.
— Ну, полная липа и бред! — возмутился Зимогор, что делать в кабинете Ивана Крутого категорически запрещалось. — Там же космическая мусорная свалка! Всё давно загажено остатками ракетного топлива. Отгоревшие ступени валятся!..
— Э, брат, запретят падать ступеням, сделают химчистку, дезактивацию, — не среагировал, однако же не упустил из виду тон главного геолога. — Загонят химвойска, срежут грунт, вылижут территорию. Это не проблема. Главное тут — энергия!.. Хотя я лично в эти закидоны не верю.
— Как вы считаете, Ленин хотел жить вечно? А Сталин? Андропов с Черненко? Все хотели! Но чьей экспедиции позволили довести дело до конца? Кто-нибудь построил там резиденцию? А почему не построил?! — он уже не мог сдержаться и сделал вторую ошибку: не будучи ещё начальником экспедиции, заговорил тоном Ивана Крутого.
Тот лишь скрипнул зубами и налился багровой тяжестью. Постучал себя в грудь большим пальцем.
— Я сделаю разведку. Я, Аквилонов! Мы с тобой пробурим скважину, проведём горные работы и дадим материалы для строительства! Мне вот такой, с прибором, положить на генсеков и президентов, но я сделаю! Мы сделаем!..
И тут Зимогор совершил третью, если не смертельную, то непоправимую ошибку: когда Иван Крутой заболевал какой-то идеей, её эпидемия должна была охватить всю экспедицию до последней поломойки.
— Вы пробурите, — презирая язык свой, сказал он. — Вы проведёте горные работы…
На освобождение от должности и перевод в производственный отдел потребовалось одиннадцать секунд…
Он никогда не был на празднике Радения, да и быть не мог, поскольку случался он один раз в сорок лет и в исключительных случаях проводился вне срока — для усмирения войны. Иначе он назывался праздником Радости Мира, часто упоминаемым в Весте, и был грандиозным по масштабам, когда гои всего мира брали друг друга за руки и совершали действо, никогда не считавшееся таинством, ибо не от кого было таить Вещество. В легендах, мифах и фольклоре сохранились предания о Радении, да и некоторые фрагменты и атавизмы самого праздника сохранились в виде хороводов, или карагодов, а более всего было живо интуитивное и страстное желание изгоев держаться за руки друг друга. Самым простейшим чудом Радения, которое бы потрясло всякого современного человека, было воскрешение усопшего, а суть таких Веществ, как Радость, когда хоровод на сутки и более останавливал движение солнца по небосклону, всё время удерживая его в зените, вообще было вне сознания.
Теперь же Радение считалось сакральным праздником, и поучаствовать в нём было великим счастьем, может быть, таким же благом, как найденный путь к соли Знаний. Заканчивался он восхождением к Огню по лабиринту, сквозь который гоев проводил Водящий — мальчик, выбираемый Святогором.
И это была единственная возможность позреть на владычного Старца.
Однако Мамонт ждал праздника более потому, что Радеть собирались все Валькирии, где бы они ни находились.
В Манорае он поселился с Дарой в давно заброшенной людьми деревне, которых стояло по котловине около десятка, с тех пор как власти вывезли отсюда всё население из-за падающих с неба отработанных ступеней ракет. Дом был старый, за сотню лет, и срублен из толстенных кедровых брёвен на лиственничном основании, и всё здесь оставалось первозданным и нетронутым, вплоть до икон в переднем углу. Говорят, людей выселили в одночасье, запретив взять самые необходимые вещи, поскольку считалось, что всё уже здесь отравлено ядовитым ракетным топливом. Переселенцам из Манораи построили один большой посёлок за её пределами, купили скот и домашние вещи, якобы для того, чтобы не распространять губительную заразу. На самом деле власти освобождали пространство, зная, что в недрах котловины находится пока не достижимая соль Вечности.
Коммунистическим вождям тоже хотелось бессмертия…
Ещё не вкусив праздника. Мамонт жил здесь с огромным, неуёмным ощущением радости: здесь всё казалось родным, давно обжитым, притягательным и ни при чём было непроходящее чувство ностальгии после существования в чужом космосе Южного полушария. Радение началось для него много раньше самого праздника, и он не в силах был представить себе, что же будет, когда он соединит свои руки с другими, одна из которых будет рукою Валькирии.
Но оставшийся в Югославии Арчеладзе сильно осложнил дело: Мамонту пришлось самому вытаскивать керн с Таймырского полуострова, и когда ящики с ним оказались в пяти верстах от буровой партии, расположенной на борту кратера, стало ясно, что совершить подмену просто так не удастся: Дара не сможет прикрыть, отвести глаза трём десяткам человек, которые хоть и были изгоями, однако жизнь в Манорае если не открыла ещё их зрение, то чувства были распахнуты настежь. Соль Вечности разъедала на них коросту беспамятства, и молодая кожа под ней жадно впитывала всё, что отторгалось раньше. Они ещё работали, ещё всаживали нож в чувствительную земную плоть и не ведали, что творили, но это уже было делом времени. Трижды они с Дарой входили под маскировочные сети, чтобы осмотреться и сориентироваться, как заменить керн, и каждый раз на участке возникал переполох. Караул поднимался в ружьё и занимал окопы, отрытые за сетями, буровики прекращали работу и садились курить, пока поисковая группа тщательно исследовала территорию.