Женщина вдруг распахнула полы пальто Святика, увидела босые синие ноги.
— Где твоя обувь? Почему ты босой?
— У меня отняли валенки, — признался он, чувствуя, как легко стало говорить. — Новые, мы с мамой их всего вторую зиму носили…
— Кто отнял? — почти в голос спросили они.
— Люди… Взрослые люди. Мужчина и женщина. Они людоеды, я видел…
Женщина расстегнула ремень, затем полушубок, после чего вытряхнула Святика из пальто и посадила себе под гимнастёрку, запихав его ноги в свои брюки.
— Это не люди, это были земноводные летарии. Только они питаются человечиной.
— Хотели и меня взять, — признался Святик, ощутив, как от тела женщины исходит обволакивающий жар. — Но ощупали и сказали — мяса нет, одни кости. Взяли только валенки и бидон с водой.
— Им очень хочется выжить, — сказала согревающая и подышала ему в глаза. — А тебе ведь совсем не страшно умирать, правда?
— Не страшно, только маму жалко… Вы нашли меня, чтобы забрать на тот свет? Вы ангелы?
— Что ты, брат, мы военные. И пришли, чтобы найти тебя и вывезти из Ленинграда.
Мужчина тем временем достал из вещмешка свёрток и извлёк оттуда маленький бутерброд с маслом и сыром. И ещё стальной цилиндр, в котором оказался горячий чай — Святик не знал, что такое термос.
— Ешь, — сказал он и поднёс его ко рту, — ты же мечтал съесть бутерброд с белым хлебом?
— Нет, не мечтал… У меня нет зубов. Молочные выпали, а другие не выросли.
— Может, видел во сне? Голодному человеку часто снится пища.
— Мне не снится пища, — проговорил Святик, взяв бутерброд, как конфету. — Ангелов я видел. Они живут на небе, но тоже ходят в военном, как вы.
— Ты слышишь, это он! — снова засмеялась женщина. — Может, скажешь фамилию?
— Насадный, — признался Святик.
Они недоуменно переглянулись, пожали плечами и отчего-то слегка разочаровались.
— Так похож, — проговорила женщина. — Просто копия…
— А вы кто? — в свою очередь спросил он. — Ангелы?
— Нет, мы гои.
— Не знаю, что такое гои… Всё равно с неба, да?
— Мы живём на земле, — военный дотянулся и поднял тополиную ветку. — Смотри, осенью листья облетели и дерево умерло. Но остались почки. И они живые даже зимой. Если ты поставишь эту ветку в бутыль с водой, она распустится и оживёт, хотя отломлена и не имеет корней. Мы и есть эти почки. Мы переносим жизнь через смерть. И потому называемся — гои. Понял?
— Ничего не понял, — признался он. — На вид вы самые настоящие люди.
— Но люди есть разные. Например, по виду такие же, но людоеды. Их называют летариями. А мы — гои. Слышал? — военный налил ему чаю из термоса.
— Нет, не слышал. — Святик высвободил отогретую руку из-за пазухи женщины, взял из рук военного кружку.
— Ты помнишь отца?
— Помню… А почему в вашей бутыли вода не остывает? Она сама делается кипятком? Без дров? Без огня?
— Без огня ничего не делается, — ответили ему. — А этот термос существует, чтобы долго хранить тепло.
— Нет, ну так похож! — снова обрадовалась женщина. — Ему интереснее существование огня, чем хлеба. Не боится смерти и не снится пища!
— Может, ты наврал нам? — с надеждой спросил другой. — С фамилией?
— Нет, не наврал. Я Насадный.
— Погоди, а как звали твоего отца?
— Людвиг.
Они вновь обрадовались, засмеялись, и этот смех среди заваленного снегом, стынущего, полумёртвого города показался диким.
— Ну вот! Вот! Правильно! Людвиг! Его отец — Людвиг!
— Но фамилия — Насадный, — с сожалением произнёс Святик — так не хотелось разочаровывать этих гоев.
— Фамилия может быть какая угодно, — в ухо проговорила женщина. — Главное, твой отец — Людвиг.
— Мама всё время ждала, — вставил Святик. — Придёт помощь… От папы! Он пришлёт за нами и вывезет из блокады.
— Вот он нас и прислал!
— Он воюет?
— Сейчас воюют все. И твой отец тоже усмиряет войну.
Военный поднял Святика и понёс по занесённым трамвайным путям.
— Поедешь с нами! Ты же хотел в эвакуацию? На Большую землю?
— Мама хотела, но нас всё время вычёркивали из списков и в грузовиках не хватало места.
— Летарии вывозят своих детей, а ты им не нужен.
— А мама? Мы её тоже возьмём?
— Нет, Насадный, — мягко и строго проронил согревающий. — Мы берём только детей.
— Тогда я не поеду, — с тоской выдавил Святик и попытался освободить ноги из тесных брюк женщины. — Без меня она погибнет.
— Она не погибнет. Мы оставили ей много продуктов и лекарств.
— А долго будет эвакуация?
— На время блокады. Через год её снимут, но ты вернёшься лишь через два.
— Почему через два? — испугался он.
— Тебе нужно учиться, закончить хотя бы два класса. Ты и так отстал от своего возраста, не ходил в школу…
— В Ленинграде давно не учатся в школах…
— А на Большой земле ты станешь учиться.
— И зубы вырастут? — с надеждой спросил Святик о самом сокровенном желании.
— У тебя вырастут отличные зубы! — засмеялись военные. — И большие кулаки! Ты сможешь постоять за благородных людей и никакой летарий не сможет отнять у тебя валенки.
Его принесли в трамвай, где было удивительно тепло и где сидело уже десятка два таких же блокадников, как он. Многие спали, сытые и разморённые, некоторые ещё ели бутерброды с маслом и сыром, запивая горячим чаем.
Стояли так долго, до ночи, а люди в военном приводили и приносили новых детей, отогревали, кормили и укладывали спать. Наконец, ночью трамвай тронулся и покатил по расшатанным рельсам куда-то прочь из города, над которым повисли необычно яркие звёзды. Однако дети вокруг говорили, что это летят тысячи зажигательных бомб…