Сокровища Валькирии. Звёздные раны - Страница 122

122

— Теперь ступай за мной.

Земли почти не было видно, бесчувственные ступни ног опутывала трава, затем с лёгким шуршанием посыпались камни. Сокол на плече изредка раскидывал крылья, удерживая равновесие, и глубже всаживал когти. Дева в белом шла с факелом впереди и освещала не дорогу, а пространство над головой. Сначала Мамонт увидел неясное розоватое свечение впереди и скоро ощутил под ногами ступени.

Ведущая также остановилась у сияющей воды, крепче стиснула руку.

— Перед тобой живая вода. Рождение — это всегда боль. Если станет невыносимо, кричи.

Он стиснул зубы и шагнул за ведуньей, словно в кипяток. Инстинктивно шатнулся назад и чуть не выдернул руку из её руки, сокол на плече забил, затрепетал крыльями, пронизывая когтями мышцы; Дева удержала Мамонта в последнее мгновение — за мизинец.

— Не пройдёшь сквозь живую воду, — останешься навсегда мёртвым, бесчувственным, — ласково предупредила ведунья. — Сделай ещё шаг, а третий будет легче.

После третьего шага вода достала горла, птица уже била крыльями беспрерывно, широко раскрывая клюв. Глаза её подёрнулись мертвенной белой плёнкой…

Дева тем временем была уже под водой. Мамонт разжал зубы, крикнул и почудилось, звёзды дрогнули на небосклоне и дождём посыпались на землю. А сокол ударил в последний раз крыльями на свободе и потом забился где-то в груди, под ложечкой.

Огненная вода покрыла его с головой и сразу же отступила боль, ибо он весь превратился в рану.

По дну озера Мамонт сделал, казалось, всего один шаг и сразу же ощутил под ногой первую ступень лестницы, ведущей вверх.

Над землёй всходило солнце, багровый шар лежал на горизонте и ещё не лучился, и на его фоне плавилось и истекало раскалённой лавой огромное дерево.

Ведунья вывела его из воды, однако не обтирала ни волос, ни тела, и там, где не успели высохнуть и остались капли, возникли родимые пятна. Нестерпимый огонь обратился в лёгкое и даже приятное жжение, как если бы он из горячей парилки нырнул в холодную воду, и лишь саднило кисть правой руки да в груди всё ещё трепетали птичьи крылья.

Они поднялись на высокий берег, под дерево, одиноко стоящее среди травянистого поля, солнце приподнялось и пронизало лучами пенную многоярусную облачность, и Мамонт увидел цветы на ветках — белые, необычно огромные, напоминающие калы. Та Дева, что переводила сквозь озеро с мёртвой водой, сняла своё покрывало, расстелила его на широком плоском камне, возвышающемся под деревом, как постамент, после чего стала рвать эти цветы и бросать на ложе. Когда они покрыли белую ткань и, по сути, слились с нею, вторая ведунья велела лечь головой на север и принялась выдавливать на него сок цветов и растирать тело. Белые раструбы были настолько сочные, что хрустели в руках и согретая ими молочная жидкость приятно щекотала кожу. Мамонт прикрыл глаза, испытывая блаженство.

— Нельзя спать! — предупредила Дева в красном. — Ты можешь больше не проснуться никогда. Слушай мои руки и пей молоко вечности.

Ощущение времени он потерял и потому часто спрашивал:

— Скоро? Долго ещё?

Белый сок впитывался в тело, как в сухую губку, особенно в солнечном сплетении, где ещё подрагивали соколиные крылья.

— Не спеши, — увещевала ведунья. — У тебя впереди — вечность.

Наконец, она окропила цветочным молоком лицо, ноги и левую руку; правую же лишь до запястья, потом набросила на Мамонта своё красное полотнище, покрыла с головой.

Голос её прозвучал издалека:

— Теперь можешь спать… Тебя разбудит Валькирия и введёт в Чертоги Святогора.

Вначале он обрадовался, слабеющей рукой нашёл на груди медальон, зажал в кулак и ощутил назревающую волну противления, будто его уже вводили в эти Чертоги.

Он хотел крикнуть, напрягся, выталкивая из себя неуправляемый голос, однако почудилось, будто в иссохшей гортани шелестит горячий песок и губы спеклись от жажды…

15

Сначала послышался отдалённый нарастающий рокот, и через несколько минут над изумрудным альпийским лугом, над обезображенной его частью, прикрытой с неба камуфляжем, медленно и хищно закружил огромный камуфлированный военно-транспортный вертолёт Ми-6, высматривая место для посадки.

И судя по тому, как сотрясалась земля, стелились маскировочные сети и травы, дрожали и вибрировали стены человеческого жилья, можно было не сомневаться — Ангел прилетел…

Он появился из грузового транспорта вместе с отозванным из отпуска нынешним главным геологом Менуховым, а с ним — двое работяг, уже из вертолёта вышедших в рабочих рукавицах, готовых к трудовому подвигу. Несмотря на суровый запрет — и пешим-то не разрешали болтаться возле участка, — Ми-6 сел на открытый альпийский луг; вероятно, на демаскировку было теперь начхать или блюститель режима секретности Ангел мог себе позволить нарушить собственную инструкцию.

Впрочем, не только собственную. Зона Манорайской впадины была издавна закрыта для авиалиний, независимо, пассажирские это были рейсы или полёты военных самолётов. Всякий воздушный транспорт, приближаясь к этому месту, делал огромный воздушный зигзаг, облетая далеко стороной небольшой, если смотреть сверху, участок суши. Однако Ми-6 смело вторгся в воздушное пространство запретной зоны, изрядно покружил над котловиной, словно высматривая добычу, и приземлился на нетронутом альпийском лугу.

Встречать вертолёт пошёл сначала один лишь лейтенант, без костыля, почти не хромающий, хотя ещё недавно лежал пластом, но когда на землю спустился пожилой, страдающий радикулитом Менухов, начальник партии тоже побежал навстречу. Ангел на Перцева даже не взглянул, вышел из-под шквального ветра от лопастей машины, заложив руки за спину, прошествовал мимо оловянного лейтенанта и направился сразу же к буровой вышке.

122